вторник, 09 марта 2010
среда, 03 марта 2010
Не надо опускать наших ребят! Наши ребята старались! Просто Гус их чем-то не тем смазал! Да и засудили откровенно: венгры вон вообще ни одного четвертного не сделали!
Выздоравливайте скорее, господин Тягачёв! А то больного-то обижать — грех.
понедельник, 01 марта 2010
А ещё у меня сегодня, в первый день весны, мамуля родилась! 
Парочка перлов кандидатов в депутаты. Их было больше, но я, увы, поленился записывать. Если ещё что услышу — обязательно запишу и добавлю в этот пост.
— Всем известно, что рязанцы — самые красивые женщины в России.
— Я занимался спортом. Достиг больших успехов в этом виде спорта.
— Всем известно, что рязанцы — самые красивые женщины в России.
— Я занимался спортом. Достиг больших успехов в этом виде спорта.
четверг, 25 февраля 2010
— Что-то у меня печень пошаливает, — заплетающимся языком сказал Павлов.
— Не мудрено, — сказал Бабкин. — Ты ж жрёшь, как свинья. Наверное, хроническое...
— Я жру, как свинья? — сказал Павлов. — У меня хроническое? Да я здоров, как кабан!
— Как кабан, говоришь? — сказал Бабкин. — Ну пробегись-ка на четвереньках по лесу!
— Запросто, — сказал Павлов, становясь на четвереньки.
— Чик-чик, — сказал Бабкин.
— Хрю-хрю, — сказал Павлов.
— Пиф-паф, — сказал Бабкин.
— Трагедия в Пермском крае! — сказала gazeta.ru.
— Даёшь национальный траур! — сказал президент.
— Ы! — сказал российский народ.
P.S. Мораль: чего нам ждать от профсоюзов, если они не видят разницы между человеком и свиньёй?
— Не мудрено, — сказал Бабкин. — Ты ж жрёшь, как свинья. Наверное, хроническое...
— Я жру, как свинья? — сказал Павлов. — У меня хроническое? Да я здоров, как кабан!
— Как кабан, говоришь? — сказал Бабкин. — Ну пробегись-ка на четвереньках по лесу!
— Запросто, — сказал Павлов, становясь на четвереньки.
— Чик-чик, — сказал Бабкин.
— Хрю-хрю, — сказал Павлов.
— Пиф-паф, — сказал Бабкин.
— Трагедия в Пермском крае! — сказала gazeta.ru.
— Даёшь национальный траур! — сказал президент.
— Ы! — сказал российский народ.
P.S. Мораль: чего нам ждать от профсоюзов, если они не видят разницы между человеком и свиньёй?
@настроение:
четверг, 31 декабря 2009
Всем, всем, всем! 
воскресенье, 27 декабря 2009
Ах, да.
Оказалось, совсем отстал от жизни. Пока я тут в Варик рубаюсь, на ABC уже месяц как идёт девятый сезон «Scrubs». Скачал, посмотрел. Фигня какая-то Будем привыкать
Оказалось, совсем отстал от жизни. Пока я тут в Варик рубаюсь, на ABC уже месяц как идёт девятый сезон «Scrubs». Скачал, посмотрел. Фигня какая-то
Будем привыкать
Знаете, поймал себя на мысли, что к современной романтической литературной тусовке (я под этим имею в виду Горалик, Макса Фрая, Воденникова и прочих) отношусь очень неоднозначно.
С одной стороны, как-то слишком пафосно они себя ведут, и то, что они пишут, получается очень слащаво, очень розово, откровенно попсово, да ещё и снабжено бескрайним количеством совершенно обидных стилистических и речевых ошибок.
Но не торопитесь закидывать меня кирпичами и обвинять в снобизме: есть ещё и другая сторона (мне вообще грех жаловаться, скажем, на Фрая: я по нему диплом защищал, моя первая статья о его творчестве, так что я, скорее, поклонник, нежели хулитель). С этой самой другой стороны есть искренность, что на современном этапе развития отечественной литературы и искусства вообще с лихвой перевешивает недостатки, о которых я написал выше (а попсовость, в конце концов, легко объясняется постмодернистской направленностью мировой культуры: постмодернизм, он да, он такой, он в головах). Когда читаешь и чувствуешь кожей, кровью, душой, наконец, эту неподдельную искренность, всё прощаешь. И становится не так страшно и не так тошно.
К чем я вообще всё эту пишу.
К тому, что, сидя сегодня за компьютером и одним ухом слушая «Радио России», услышал лучшее из когда-либо услышанных и прочитанных мною стихотворение о любви. Сначала показалось, что классическое, переводное. Оказалось — Линор Горалик. Автору — поклон до земли. Стихотворение — вот оно:
* * *
Как в норе лежали они с волчком, —
зайчик на боку, а волчок ничком, —
а над небом звездочка восходила.
Зайчик гладил волчка, говорил: «Пора»,
а волчок бурчал, — мол, пойдем с утра, —
словно это была игра,
словно ничего не происходило, —
словно вовсе звездочка не всходила.
Им пора бы вставать, собирать дары —
и брести чащобами декабря,
и ронять короны в его снега,
слепнуть от пурги и жевать цингу,
и нести свои души к иным берегам,
по ночам вмерзая друг в друга
(так бы здесь Иордан вмерзал в берега),
укрываться снегом и пить снега, —
потому лишь, что это происходило:
потому что над небом звездочка восходила.
Но они всё лежали, к бочку бочок:
зайчик бодрствовал, крепко спал волчок,
и над сном его звездочка восходила, —
и во сне его мучила, изводила, —
и во сне к себе уводила:
шел волчок пешком, зайчик спал верхом
и во сне обо всем говорил с волчком:
«Се,» — говорил он, — «и адских нор глубина
рядом с тобой не пугает меня.
И на что мне Его дары,
когда здесь, в норе,
я лежу меж твоих ушей?
И на что мне заботиться о душе?
Меж твоих зубов нет бессмертней моей души».
Так они лежали, и их короны лежали,
и они прядали ушами, надеялись и не дышали,
никуда не шли, ничего не несли, никого не провозглашали
и мечтали, чтоб время не проходило,
чтобы ничего не происходило, —
но над небом звездочка восходила.
Но проклятая звездочка восходила.
С одной стороны, как-то слишком пафосно они себя ведут, и то, что они пишут, получается очень слащаво, очень розово, откровенно попсово, да ещё и снабжено бескрайним количеством совершенно обидных стилистических и речевых ошибок.
Но не торопитесь закидывать меня кирпичами и обвинять в снобизме: есть ещё и другая сторона (мне вообще грех жаловаться, скажем, на Фрая: я по нему диплом защищал, моя первая статья о его творчестве, так что я, скорее, поклонник, нежели хулитель). С этой самой другой стороны есть искренность, что на современном этапе развития отечественной литературы и искусства вообще с лихвой перевешивает недостатки, о которых я написал выше (а попсовость, в конце концов, легко объясняется постмодернистской направленностью мировой культуры: постмодернизм, он да, он такой, он в головах). Когда читаешь и чувствуешь кожей, кровью, душой, наконец, эту неподдельную искренность, всё прощаешь. И становится не так страшно и не так тошно.
К чем я вообще всё эту пишу.
К тому, что, сидя сегодня за компьютером и одним ухом слушая «Радио России», услышал лучшее из когда-либо услышанных и прочитанных мною стихотворение о любви. Сначала показалось, что классическое, переводное. Оказалось — Линор Горалик. Автору — поклон до земли. Стихотворение — вот оно:
* * *
Как в норе лежали они с волчком, —
зайчик на боку, а волчок ничком, —
а над небом звездочка восходила.
Зайчик гладил волчка, говорил: «Пора»,
а волчок бурчал, — мол, пойдем с утра, —
словно это была игра,
словно ничего не происходило, —
словно вовсе звездочка не всходила.
Им пора бы вставать, собирать дары —
и брести чащобами декабря,
и ронять короны в его снега,
слепнуть от пурги и жевать цингу,
и нести свои души к иным берегам,
по ночам вмерзая друг в друга
(так бы здесь Иордан вмерзал в берега),
укрываться снегом и пить снега, —
потому лишь, что это происходило:
потому что над небом звездочка восходила.
Но они всё лежали, к бочку бочок:
зайчик бодрствовал, крепко спал волчок,
и над сном его звездочка восходила, —
и во сне его мучила, изводила, —
и во сне к себе уводила:
шел волчок пешком, зайчик спал верхом
и во сне обо всем говорил с волчком:
«Се,» — говорил он, — «и адских нор глубина
рядом с тобой не пугает меня.
И на что мне Его дары,
когда здесь, в норе,
я лежу меж твоих ушей?
И на что мне заботиться о душе?
Меж твоих зубов нет бессмертней моей души».
Так они лежали, и их короны лежали,
и они прядали ушами, надеялись и не дышали,
никуда не шли, ничего не несли, никого не провозглашали
и мечтали, чтоб время не проходило,
чтобы ничего не происходило, —
но над небом звездочка восходила.
Но проклятая звездочка восходила.
среда, 23 декабря 2009
18:32
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Любопытно, зачем они вообще нужны?
Мама, какать!
South Park
South Park
Пили мы с Серёгой и Пауком водку. Сурово и по-мужицки. Паук, когда приехал, сделал вид, что забыл болванки, на которые ему Серёга уже целый месяц грозился записать Варкрафт. Но Серёгу на мякине не проведёшь. Хитро щурясь и держа в руках наполненную стопку, он извлёк из закромов 4 дивидюшки и залихвацки запустил Nero, тем самым обрекая Паука на долгие страдания.
После того, как суровость вместе с мужицкостью окончательно растворились в водке, а Паук засобирался домой к жене и детям, мы с Серёгой в пьяном угаре нащупали компы и стали стучаться на любимый наш пиратский сервер. Сервер спал мёртым сном. Вместо того, чтобы последовать его примеру, мы полночи тупо вбивали логины-пароли, матерились на окошко дисконнекта и упорно делали бодрый вид. Сервер победил в четвёртом часу утра, и мы, сломленные, поползли в кроватки.
Утро встретило меня громкими прихлёбываниями чая и мелкой дробью серёгиных пальцев по крышке стола. Любимый сервер всё ещё лежал, но Серёга был сильнее всего: пока я осозновал масштаб похмелья, мой милый друг успел зарегать триал-аккаунт на офе и методично качал оф-клиент.
— Что делать, чувак, что делать? — спросил он.
— Ты о чём?
— Вот так соберёшься погамать, а серв в дауне. — Сергей чуть не плакал. — Не так много радостей в жизни, чтобы спокойно на это реагировать.
— Ну, перейди на оф. — Я уже похмелялся чаем.
— Откуда у меня столько денег?
— За удовольствия надо платить.
Серёга тяжело вздохнул.
— Давай бросим.
Я удивился.
— А я тут при чём? Тебе моё разрешение нужно?
Серёга не ответил.
Потом подсел Паук. Стоит кому-нибудь из нас пару дней не объявится он-лайн, остальные двое начинают нервничать: ээх, наверное, решил завязать, как же так, как же так. Как будто знание того, что на этой игле сидишь не ты один, отрицает наркотическую природу игры в Варик. Как будто человек, не гамавший два дня, обрёл некую степень свободы, ушёл куда-то далеко вперёд, в светлые дали реала, оставив остальных прозябать в этом сказочном болоте кача, ачивов и проф, даже не подав руки.
Мне 46 к экспы до 70
Жизнь — вообще странная штука. И в своей вот этой странности очень страшная. Каждый вечер засыпая, молюсь: только не подведи, только наставь на правильный путь и не дай потом свернуть с него. Всю жизнь сами с собой боремся: идеал, альтерЭго маячит перед носом, но не дотянуться никак... Всё путь ищем — свой, единственный и неповторимый, каждую минуту терзаясь сомнениями: а туда ли, а затем ли, а стоит ли.
Жизнь же (как путь) — пряма, будто линейка какая. Черти себе и черти спокойненько. Главное, вовремя линейку переложить да прямую продолжить, да так, чтобы она действительно прямой была. Мы же себя ведем, будто подвыпившие подростки: нас мотает из стороны в сторону. Чувствуем: заносит в правый кювет. Нет, стоп, нам туда не надо, значит, левее надо взять. Берем... Очухиваемся же, уже по уши увязнув в левом кювете, где вокруг все незнакомо, неясно, где мы уже не те, и путь наш видится уже по-другому. Главная проблема жизни — вера, на самом деле. Причем не столько она сама, сколько ее отсутствие. Я не о религии сейчас говорю: упаси меня Бог кому-то свои религиозные взгляды навязывать. Я говорю о том, что мы не верим тому, что вокруг нас: советам друзей, которые смотрят на каку-то ситуацию под другим углом, а значит — уже, возможно, правы, книжкам умным, по которым живи-не хочу, не зная горести и печали, да и самим себе зачастую не верим, все больше погрязая в болоте этой самой рефлексии препротивнейшей, подростковой...
Есть у меня друг один, который меня не слушает. В смысле, советов и мыслей моих. Сотый раз оступается, сотый раз я оказываюсь прав, а ему — хоть бы хны. Отсутствие веры? Оно самое...
Жду и верю Читаю книжки и молю: не дай неправильно линейку переложить
Жизнь же (как путь) — пряма, будто линейка какая. Черти себе и черти спокойненько. Главное, вовремя линейку переложить да прямую продолжить, да так, чтобы она действительно прямой была. Мы же себя ведем, будто подвыпившие подростки: нас мотает из стороны в сторону. Чувствуем: заносит в правый кювет. Нет, стоп, нам туда не надо, значит, левее надо взять. Берем... Очухиваемся же, уже по уши увязнув в левом кювете, где вокруг все незнакомо, неясно, где мы уже не те, и путь наш видится уже по-другому. Главная проблема жизни — вера, на самом деле. Причем не столько она сама, сколько ее отсутствие. Я не о религии сейчас говорю: упаси меня Бог кому-то свои религиозные взгляды навязывать. Я говорю о том, что мы не верим тому, что вокруг нас: советам друзей, которые смотрят на каку-то ситуацию под другим углом, а значит — уже, возможно, правы, книжкам умным, по которым живи-не хочу, не зная горести и печали, да и самим себе зачастую не верим, все больше погрязая в болоте этой самой рефлексии препротивнейшей, подростковой...
Есть у меня друг один, который меня не слушает. В смысле, советов и мыслей моих. Сотый раз оступается, сотый раз я оказываюсь прав, а ему — хоть бы хны. Отсутствие веры? Оно самое...
Жду и верю
Читаю книжки и молю: не дай неправильно линейку переложить
вторник, 22 декабря 2009
Я сейчас буду страшные вещи писать. Можете плюнуть в меня.
Мне совсем не жалко Егора Тимуровича. Он был подлецом. Он был таким человеком, о котором «никак» нельзя, а «хорошо» не получится в любом случае. СМИ сейчас врут откровенно, говорят, мол, искренне хотел и искренне верил, но, увы, не предусмотрел и не рассчитал. Этакий дурачок. Впрочем, насколько знаю историю, дураков у власти никогда не было. Или были, но теряли эту самую власть в первые же дни. Либо Егор Тимурович — то самое исключение из этого строжайшего правила, либо врут. Мне кажется, что второе.
И ещё мне не жалко людей, которые сгорели в «Хромой лошади». Потому что так и надо. Я, конечно, понимаю, что день рождение провинциального кабака — это величайшее событие в жизни трёх с лишним сотен людей. Я, конечно, понимаю, что светская тусовка, собравшаяся на этом мероприятии — люди, в основном, работящие, сильно устающие и потому отчаянно нуждающиеся в отдыхе (смерти Трахтенберга, Турчинского, кстати, — сюда же, потому что просто так молодые здоровые мужики и спортсмены (sic!) не умирают). Но ощущение того, что страна наша живёт как-то катастрофически неправильно, огородившись от проблем этим самым культом отдыха и развлечений, преследует меня неотступно. А национальный траур по этому поводу — так и вовсе верх цинизма по отношению к жертвам «Невского экспресса», пожаров в домах престарелых и всем действительно несчастным и обездоленным. Кто по ним приспустит государственные флаги?
В Соддоме и Гоморре тоже люди погибли. Живые.
Только, надо думать, — за дело.
Мне совсем не жалко Егора Тимуровича. Он был подлецом. Он был таким человеком, о котором «никак» нельзя, а «хорошо» не получится в любом случае. СМИ сейчас врут откровенно, говорят, мол, искренне хотел и искренне верил, но, увы, не предусмотрел и не рассчитал. Этакий дурачок. Впрочем, насколько знаю историю, дураков у власти никогда не было. Или были, но теряли эту самую власть в первые же дни. Либо Егор Тимурович — то самое исключение из этого строжайшего правила, либо врут. Мне кажется, что второе.
И ещё мне не жалко людей, которые сгорели в «Хромой лошади». Потому что так и надо. Я, конечно, понимаю, что день рождение провинциального кабака — это величайшее событие в жизни трёх с лишним сотен людей. Я, конечно, понимаю, что светская тусовка, собравшаяся на этом мероприятии — люди, в основном, работящие, сильно устающие и потому отчаянно нуждающиеся в отдыхе (смерти Трахтенберга, Турчинского, кстати, — сюда же, потому что просто так молодые здоровые мужики и спортсмены (sic!) не умирают). Но ощущение того, что страна наша живёт как-то катастрофически неправильно, огородившись от проблем этим самым культом отдыха и развлечений, преследует меня неотступно. А национальный траур по этому поводу — так и вовсе верх цинизма по отношению к жертвам «Невского экспресса», пожаров в домах престарелых и всем действительно несчастным и обездоленным. Кто по ним приспустит государственные флаги?
В Соддоме и Гоморре тоже люди погибли. Живые.
Только, надо думать, — за дело.
Микрофон включён? Всё работает?